Реальная лесби история о Барбаре Тафт, правда все зовут её Бобби. Из практики, которую рассказывает доктор Бенджамен Морз в своей книге Лесбиянки.
Причина: От природы склонность к гомосексуализму.
Если вы встретитесь на улице с девушкой типа Анджелы Пирс или Греты Уилсон, вам и в голову не придет, что она — лесбиянка. Внешне это совершенно нормальная гетеросексуальная американка. У нее женская одежда, женские манеры. Она — лесбиянка, но ее ненормальность никак не проявляется.
Бывает и по-другому. Такую лесбиянку видно сразу. Она не носит кружевное белье и не пользуется косметикой. Ее обычный костюм — мужские брюки и спортивная рубашка. Обувь — полуботинки или легкие туфли. Она не ходит — вышагивает, в развалочку, по-матросски. Говорит басом (насколько это позволяют ее голосовые возможности) и ругается, как извозчик. Короткая стрижка, иногда даже «ежик». У нее бицепсы, как у грузчика; свои груди она всячески скрывает. В общем, пародия на мужчину. Знаете среди мужчин-гомосексуалистов расфуфыренных, жеманных типчиков в женских нарядах? Вот это то же самое, только наоборот.
Она очень несчастное существо. Но это мало кто понимает. Нормальный человек, даже самый интеллигентный, конечно, не против того, чтобы лесбиянки жили своей жизнью… до тех пор, пока не столкнутся с видимыми свидетельствами этой жизни. Девушки вроде Анджелы и Греты никого не волнуют. Но мужеподобные лесбиянки, выставляющие свои сексуальные интересы напоказ — другое дело.
Приведу в пример такой эпизод. Я шел по улице со своим хорошим другом. Он опытный адвокат, человек передовых взглядов. Навстречу — мужеподобная лесбиянка, совершенно типичная: короткая стрижка, широкие плечи, пиджак и белая рубашка с галстуком. Сразу и не поймешь, что перед тобой женщина, а не мужчина.
Мой друг содрогнулся.
— Вот сука! — сказал он. — Видеть их не могу!
— Почему? — спросил я.
— Понимаешь, — сказал он, — мне дела нет до личной жизни кого бы то ни было. Правда — мне плевать, с кем спит девчонка — с парнями, девицами, да хоть с козлами, но зачем это показывать? Свое держи при себе. — Он пожал плечами. — Эта девица больше похожа на мужчину, чем я сам. Разве она не может одеть платье, Бен? Разве она не может хотя бы выглядеть как женщина?
Ответ на его вопрос очень прост. Конечно, мужеподобная лесбиянка может одеть платье. Но с тем же успехом можно нарядить женщиной и мужчину — результат будет точно таким же противоестественным. Мужеподобная лесбиянка ощущает себя мужчиной и держится соответствующим образом. Женская одежда, как это не парадоксально, ей просто несвойственна.
Впрочем, закончим предисловие и перейдем к истории Бобби Тафт. Ее настоящее имя Барбара, но мы будем называть ее Бобби. Она сама считает, что имя Бобби больше подходит к ней, чем Барбара, точно так же, как брюки и пиджаки для нее удобней, чем платья и юбки. Ее история интересна и поучительна, но ни в коем случае не забавна.
У Джеймса и Маргарет Тафт до Бобби было два ребенка. Оба мальчики, и оба умерли, не прожив и нескольких месяцев. Первый родился недоношенным и умер почти сразу. Через год родился второй; это был нормальный ребенок, но его вскоре поразила инфекция, с которой врачи так и не справились.
Когда через два года на свет появилась Бобби, родители были немного разочарованы. Они всегда хотели мальчика, и два не выживших сына только подлили масла в огонь. Стены в комнате Бобби были выкрашены в «мальчиковый» цвет — ярко-голубой, первая одежда досталась ей от погибших братьев. Все это, конечно, незначительные факторы, но они сыграли свою роль в формировании домашней атмосферы семьи Тафтов, определившей направление психологического развития Бобби.
Джеймс и Маргарет — неосознанно, конечно — относились к Бобби как к сыну, который случайно оказался девочкой. Отец читал ей приключенческие книжки. В подарки она получала бейсбольные перчатки, эспандеры, футбольные мячи. Летними вечерами отец играл с ней во дворе. Это были спортивные игры, чаще всего, с мячом.
Игры с отцом стали самым ярким воспоминанием раннего детства Бобби. «Мама — на кухне, готовит обед или моет посуду, — рассказывает она. — А мы с отцом во дворе, гоняем мяч. Осенью — футбол, весной и летом — бейсбол. На маме — домашнее хозяйство, у нас с отцом свои дела.» Психологический вывод очевиден. Бобби автоматически ассоциировала себя с отцом и через него — вообще с мужчинами. Мать занимается хозяйством, женской работой. Бобби с отцом играет в мужские игры. Готовить обед, мыть посуду — для девочек, бейсбол и футбол — для мальчиков. Бобби оказалась на мужской территории.
Она от природы была крепкой девочкой; активные занятия спортом еще более способствовали ее физическому развитию. Бобби превращалась в рослого, мускулистого подростка. В школе и во дворе она ни в чем не уступала мальчикам: так же быстро бегала, так же далеко кидала камни, так же ловко размахивала бейсбольной битой. И никогда не плакала от синяков и царапин; слезы, говорил отец, — для сопливых неженок. Мальчики охотно принимали ее в свою компанию. Даже в характерный период, предшествующий половому созреванию, когда среди подростков считается зазорным возиться с девчонками, Бобби оставалась исключением из правила. Она всегда была «своим парнем».
Здесь стоит сделать небольшое отступление от повествования и особо подчеркнуть, что большинство девочек, схожих характером с Бобби, минуют стадию «девчонки-сорванца» без каких-либо болезненных последствий. Приходит время, и самые отпетые сорванцы встают на каблуки и наряжаются в платья. Они бегают на свидания, выходят замуж, растят детей, словом, становятся нормальными счастливыми женщинами. Но в случае с Бобби роль сорванца оказалась слишком соответствующей ее психологическому развитию, чтобы быть так просто отброшенной под натиском взросления.
Значительные изменения произошли для Бобби в старших классах. Девочки буквально на глазах превратились в юных женщин, и мальчики, преодолевая стеснительность, стали за ними ухаживать, назначать свидания. За Бобби никто не ухаживал — не столько из-за того, что она была далеко не красавицей, сколько из-за того, что для ребят она по-прежнему оставалась «своим парнем».
Бобби продолжала носить брюки, и всякий раз, когда мать собиралась купить наконец своей дочери платье, бурно протестовала против покупки. Отец поддерживал Бобби: он считал, что в мужской одежде она выглядит более привлекательно. Саму Бобби проблемы привлекательности не волновали.
— В юбке я бы чувствовала себя просто глупо, — объясняла она мне не раз. — Не в своей тарелке. Штаны — другое дело.
Так закреплялось, становилось все более определенным эмоциональное и психологическое самоощущение Бобби. Потом случились события, ставшие важными вехами в ее жизни. Она испытала первую влюбленность в женщину и обрела первый сексуальный опыт.
Влюбленность была достаточно невинной — в молоденькую учительницу французского языка. Мисс Карлинг — миниатюрная блондинка с хорошей фигурой.
— Я с ума по ней сходила, — рассказывает Бобби. — Всегда садилась в первом ряду, ловила каждое ее слово; занималась, как черт, и целый год была лучшей по-французскому. Весь урок глаз от нее не могла оторвать. Она была вся такая нежная, а фигура — просто дьявольская. Я смотрела на ее ноги и груди и думала, как хорошо было бы к ним прикоснуться. Мне часто снился сон: я ее целую, и она улыбается. Но это был только сон. В действительности между нами ничего не было — черт, тогда я даже не знала, что что-то может быть. Но стоило ей дать знак, я бы побежала за ней вприпрыжку.
Мисс Карлинг, конечно, так и не «подала знака» Бобби. Скорее всего, она даже не подозревала, что стала предметом вожделения своей ученицы. Но недостаток внимания со стороны учительницы уже не мог отвратить Бобби от гомосексуальных наклонностей. Вхождение в мир лесбиянства последовало очень скоро.
Первый сексуальный опыт Бобби получила при довольно необычных обстоятельствах. Предоставим ей самой рассказать об этом.
— Мне только исполнилось шестнадцать. Я тусовалась с одной компанией парней. Не какая-нибудь банда с вожаками и внутренней организацией, нет. Просто уличные ребята, все время вместе. От них я и услышала об этой девчонке.
Ее звали Дора. Это я хорошо помню. Один из парней — Чак — стал о ней рассказывать. Она, говорил Чак, даст любому, только попроси. Вы понимаете. Попроси — и она тут же ляжет, готовая к делу. Сейчас я понимаю, что девушка была просто слабоумной. Она не соображала, что делает. Наверное, ей было лет 15–16. Жила в другом квартале, и я ее раньше никогда не видела.
В общем, Чак сказал, что он уже имел ее, и это было классно. Ребята очень загорелись насчет девицы. Они старались казаться равнодушными, но на самом деле сильно разволновались. Думаю, почти все они были девственники. Неопытные, совсем юные пацаны.
Чак сказал, что все схвачено, и можно устроить, как они выражались, «круговую». У этого дела есть и другие названия — «хор», «очередь». Бывало, целой толпой пользовались какой-нибудь бедной, глупой девчушкой.
Короче говоря, все с воодушевлением отправились на это, так сказать, мероприятие. Я тоже пошла. Никто не удивился. Я же — свой парень, приятель. Ребята говорили при мне то, что они никогда не сказали бы при девочке. Я имею в виду — при любой другой девочке. И никто не находил это странным.
Чак привел нас в какой-то подвал. Мы спустились по лестнице и увидели Дору. Она сидела в углу комнаты на старой армейской кровати. Другой мебели не было. Безучастное лицо слабоумной искажала глупая ухмылка, но фигура производила впечатление.
Чак велел ей раздеться, и она послушно скинула одежду. Таких больших грудей мне больше никогда не доводилось видеть. Было очень странно так стоять и смотреть на нее. На самом деле, я чертовски возбудилась, но, конечно, не понимала, что со мной происходит.
Чак начал первым. Остальные стояли вокруг и глазели на его работу. Потом пошли по очереди. Девушка продолжала тупо ухмыляться. Выражение лица, наверное, у нее никогда не менялось. Неожиданно один из парней повернулся ко мне и сказал:
— Бобби, а почему бы и тебе разок не попробовать?
Все его поддержали. Это показывает, насколько мы были тогда юны и наивны. Я не думаю, чтобы хоть кто-то из ребят имел представление о лесбийской любви. Они знали о «педиках» — кому-то приходилось сталкиваться с ними в мужских туалетах, об этом рассказывали. Но о лесбиянках разговоров не было. Ребята вообразили, что раз им приятно с Дорой, то, значит, будет приятно и мне. К тому же, они, видимо, просто хотели повеселиться.
Что я сама подумала, точно не помню. Но предложение прозвучало заманчиво. Я оказалась на кровати. Дора немного удивилась, однако протеста никакого не высказала. Я сжала руками ее груди и стала их ласкать. Потом растянулась на ней, как это делали ребята, и некоторое время мы, целуясь, как-то терлись друг о друга.
Прежде чем я успела сообразить, что произошло, мы оказались в позе французского поцелуя; вскоре по моему телу прошла горячая волна и наступило странное состояние дикого восторга. Меня как будто размазали по кровати. Когда все кончилось, я была не на шутку озадачена происшедшим. Теперь-то понятно, что я просто получила оргазм. Свой первый в жизни оргазм. И получила я его от девушки.
Этот неприглядный эпизод стал для Бобби Тафт точкой отсчета ее новой жизни. Следующий этап — осознание того, что она в действительности сделала и кто она есть на самом деле. Осознание пришло быстро.
Первые сведения о лесбиянстве Бобби почерпнула из иллюстрированных журналов, из статей о предполагаемой сексуальной ненормальности голливудских актрис. Статьи эти стали для нее своего рода учебником. Со следующего года пошли постоянные романы с практикующими лесбиянками. Бобби научилась отыскивать женщин такого сорта в барах на Норт-Кларк-стрит или Мэдисон-авеню. Она узнала стандартные подходы, систему знаков. Выяснила, какой тип лесбиянок для нее наиболее привлекателен, для кого наиболее привлекательна она сама. Узнала неписанные законы лесбийского мира, запомнила лесбийские пароли. Научилась заниматься любовью.
— Я всегда исполняю мужскую роль, — говорит Бобби. — Пыталась и наоборот, но мне не понравилось. Это выглядело странно. Как будто со мной занимается любовью мужчина. И я не люблю, когда девушка ласкает мои груди. Не то, чтобы мне это было чертовски неприятно, но не люблю — и все тут.
В свете всего вышесказанного это совсем неудивительно. Мужская роль в сексуальных отношениях — естественное развитие того, что Бобби стала желанным «сыном» своих родителей, мальчиком, которым ей всегда хотелось быть. Она прячет свои груди, борется со своей женственностью.
Грубоватые манеры Бобби не должны вводить вас в заблуждение. Она — образованная женщина, закончила Чикагский университет. Учеба никак не помешала ее лесбийской практике. Бобби — далеко не единственная лесбиянка, удостоившая Чикагский университет своим вниманием. Именно там агрессивный характер ее мужеподобного лесбиянства оформился окончательно. Бобби преследовала понравившихся ей девушек.
К прямому насилию она, конечно не прибегала (лесбиянские изнасилования вообще очень редки, я, по крайней мере, не знаю таких примеров), но стала опытной соблазнительницей, использующей все стандартные мужские хитрости, в особенности — алкоголь. Мужской тип неистового соблазнителя подходил к ней как нельзя лучше. Неопытность и сильное опьянение жертвы нисколько ее не смущали.
Бобби успешно защитила диплом и получила преподавательскую квалификацию. Она собиралась стать инструктором по физической подготовке и даже предприняла некоторые шаги по оформлению на работу. К счастью — для нее и для детей, которые могли стать ее учениками — она вовремя одумалась.
— Я поняла, к чему идет дело, — призналась Бобби однажды. — Стоило мне подумать о своих будущих ученицах, и я их уже видела в душе, в спортивном зале, как я помогаю им освоить упражнения, прикасаюсь к ним. Я представляла их голыми, видела эти маленькие дерзкие груди, подрагивающие задницы, и знала, что не смогу сдержаться. Кроме того, учительница должна ходить в платье, а этого я не переношу. В общем, постоянная угроза скандала. Нет, лучше не надо.
И вот Бобби Тафт пять дней в неделю, по восемь часов в день, поднимается и спускается в лифте с первого этажа на двадцать первый, с двадцать первого на первый в одном из билдингов делового центра Чикаго. Работа лифтера для нее идеальна. На жизнь хватает, и кроме того теперь Бобби носит мужскую одежду не только по зову сердца, но и по долгу службы. Зеленая с красными полосами форма лифтера очень красива.
Бобби снимает комнату где-то в северном районе. Жизнь ее крайне проста. Встает рано утром, завтракает в забегаловке неподалеку от дома. Восемь часов на работе, ужин, обычно в одиночестве. И вечерний круиз по гомосексуалистским барам в поисках новых знакомств. Обычно она находит, что ищет.
— У меня нет проблем с женщинами, — говорит Бобби. — Мужчины на меня не засматриваются, но бабы считают, что я классная партнерша. Моей постельной репутации завидуют. Когда я работаю на бабе, она видит звезды. Ни один мужик со мной не сравнится.
В отличие от многих мужеподобных лесбиянок у Бобби нет склонности к постоянным связям. Она не нуждается в роли псевдомужа, защитника и кормильца, как это бывает в лесбийских псевдосемьях. Бобби чувствует себя мужчиной другого типа. Она — соблазнитель, грубиян-одиночка. Которому никто не нужен больше, чем на одну ночь.
— Живу легко, — подытоживает Бобби. — Постоянная работа, трехразовое питание, одежда — какую захочу. Чувствую себя прекрасно.
На самом деле, жизнь Барбары Тафт далеко не прекрасна. В ее душе так переплелись разные психические комплексы, что если бы Бобби увидела себя со стороны, вряд ли она смогла бы так же жить дальше. Все ее позы и манеры — всего лишь неуклюжая попытка спрятаться от мира, в котором для нее нет места.
Ее возмущает то, что она женщина, а не мужчина. Поэтому она соблазняет и бросает женщин, мистически мстя миру за проявленную к ней несправедливость. Она всегда хотела быть мужчиной, поэтому ненавидит всех мужчин и должна соревноваться с ними.
Как такое искаженное восприятие мира становится возможным? Вопрос кажется неразрешимым. Первое, что приходит в голову, когда встречаешься с подобной особой на улице — «такой уродилась» — явно не соответствует действительности. Лесбиянство Бобби — несомненный результат внешних обстоятельств. С другой стороны, тысячи девочек подвергаются похожим воздействиям и вырастают совершенно нормальными.
Похоже, ответ в том, что нет однозначного ответа. Есть только разные возможности. Психиатр может учесть все факторы, объяснить, как разные эпизоды детства девочки сказались на ее взрослой жизни. Но окончательно понять, почему она стала лесбиянкой невозможно.
Для таких, как Бобби, нет и не может быть никакого выхода из того тупика, в который загоняет их реальность. Они не в состоянии приспособиться, научиться прятать свою жизнь от посторонних взоров. Они могут идти только напролом.
Может быть, читателю легче будет понять положение Бобби на следующем примере. Предположим, что вы, уважаемый читатель, волшебным образом перенеслись в мир, где гомосексуализм — норма. В этом мире все мужчины носят платья, завивают волосы и спят с мужчинами. А все женщины — мужеподобны и спят с женщинами. Что бы вы стали делать в таком мире? Если вы мужчина, смогли бы вы приспособиться к норме и стать гомосексуалистом? Смогли бы вы носить женскую одежду, чтобы скрыть свою ненормальность?
Таково положение мужеподобной лесбиянки в нашем обществе. Она ходит вразвалочку и хвастается независимостью, чтобы спрятать свою ужасную неустроенность. Она ругается, как извозчик, и играет мускулами в безнадежной попытке доказать свою физическую и духовную силу.
Самое печальное, что эти несчастные создания даже в собственном мире подвергаются дискриминации. Мне запомнилось заявление одной пациентки, консультировавшейся по поводу своих сексуальных проблем. Она достаточно сердито рассказывала об одной мужеподобной лесбиянке, с которой провела несколько ночей незадолго до нашей встречи.
— И вы не хотели бы поддерживать с ней связь? — спросил я.
Пациентка округлила глаза.
— Связь с ней? Да ни за что в жизни! Доктор, она же совершенно безнравственна!